Гарпия - Страница 46

Когда Кручек всерьез начал опасаться, что фонарщик – мистический доппельгангер, и теперь будет рядом до смертного часа, циркуль в цилиндре зажег последний фонарь – в Веселом Тупике, напротив дома Томаса Биннори.

– Удачной ночи, сударь! – фонарщик отвесил поклон и сгинул.

Неподалеку раздавались крики: похоже, кто-то дебоширил. Поморщившись (он терпеть не мог скандалов), Кручек поднялся по ступенькам и постучал в дверь молотком. Ответа не последовало. Дебошир на миг угомонился, но вскоре снова разразился воплями. Доцент постучал сильнее. Может, беглеца еще не нашли?

Шагов он не расслышал. Просто дверь вдруг открылась, и доцент зажмурился от света высоко поднятого канделябра.

– Кто вы, сударь?

Голос сорвался, слуга зашелся кашлем. Канделябр плясал в руке, швыряясь рваными клочьями теней.

– Приват-демонолог Матиас Кручек. Это дом Томаса Биннори?

– Да. Но мэтр Томас не принимает! Он… он нездоров…

– Я знаю. Скажите, Келена Строфада уже здесь?

– Кто?

– Гарпия. Она не возражала против моего присутствия, – доцент солгал; верней, выдал желаемое за действительное. Они с гарпией не обсуждали этот вопрос. – Келена – моя студентка. Она полетела вперед…

– Да-да, гарпия здесь! – слуга зачастил скороговоркой, брызжа слюной. – Мэтр нуждается в срочной помощи! Идемте, идемте быстрей!

Он бегом устремился обратно в дом. Кручек двинулся следом, едва поспевая. Миновав узкий коридор, они оказались во внутреннем дворике. Здесь было заметно светлее – у крошечного цветника горели два шандала-восьмисвечника на высоких ножках. Возле левого шандала стоял капитан лейб-стражи Рудольф Штернблад, возле правого – долговязый псоглавец, затянутый в черную кожу с металлическими бляшками.

Бляхи поблескивали, отражая пламя свечей.

Капитан с псоглавцем оберегали шандалы от буянившего во дворе сударя – чтоб не снес ненароком! – но самого буяна не трогали. Приглядевшись, Кручек с изумлением узнал в дебошире хозяина дома.

Так вот чьи вопли он слышал!

Сейчас Биннори не кричал. Он танцевал с сосредоточенностью идиота, кружился по двору, выкидывая умопомрачительные коленца, и был целиком поглощен этим важным делом. Время от времени мэтр Томас бросался вперед, словно пытаясь достать кого-то шпагой. Затем он разражался зловещим, крайне неестественным хохотом, и возвращался к танцу. Один раз поэт дернулся, как от пропущенного удара, и выдал неразборчивое проклятие.

Но танца не прервал.

– Сделайте что-нибудь! – с отчаянием воззвал слуга к быстро чернеющему Овалу Небес. – Помогите ему!

И Овал Небес, мигнув звездами, ответил:

– Усадите больного в кресло. Держите, пока я произведу захват.

Кручек задрал голову вверх. Подслеповато щурясь, он с трудом разглядел темный силуэт гарпии, устроившейся на перилах лоджии.

– Мэтр Томас! Вы слышите меня?! Мэтр, умоляю…

Капитан Штернблад кивнул псоглавцу:

– Готовься, Доминго. Берем…

В следующее мгновение капитан возник рядом с поэтом. Мягко, почти нежно, он оплел мэтра руками, как спрут – щупальцами, сковав движения. Казалось, в руках Штернбалада нет костей. Поэт затрепыхался мухой, угодившей в паутину. Тут подоспел псоглавец, и они с капитаном понесли больного к плетеному креслу.

В свете шандалов доцент разглядел: одежда поэта разорвана. На скуле ссадина, шею пачкает струйка запекшейся крови. Тысяча демонов! Что стряслось с беднягой?

– Что вы себе позволяете, господа?! Немедленно отпустите мэтра!

Слуга разрывался между двумя противоречивыми стремлениями: помочь хозяину и… не мешать гостям помогать хозяину! От вида плененного Биннори восставало все его существо, требуя вмешаться без промедления. То, что против двоих умелых солдат у слуги не было даже тени шанса, не имело значения. Но рассудок выливал на пылкое сердце ушат ледяной воды. Без насилия, увы, не обойтись. Никто не хочет зла мэтру. Так нужно, чтобы гарпия могла провести сеанс…

Но что значат доводы разума по сравнению с криком души?! Мало того, что хозяин не в себе, что он сошел с ума и угасает. Так в придачу его силой волокут на заклание страшной женщине-птице, притаившейся во тьме! У Абеля Кромштеля сегодня был трудный день. Его трясло, бросая то в жар, то в холодный пот. «Держись! – бормотал он. – Держись, без тебя мэтру не выплыть…» – и чудом, о котором позже не захочет писать в дневнике, сумел остаться на месте.

– Спасибо, господа. Сейчас я произведу захват. Потом… Не знаю, наверное, его можно будет отпустить. Если что, продолжайте держать. Просьба никому не двигаться.

С балкона сорвался серый вихрь.

* * *

Воронка тайфуна ревела разъяренной медведицей. Клыки молний норовили достать незваную гостью. Келена лавировала в опасно изгибающемся туннеле – ускоряя или замедляя падение, уворачиваясь от разрядов, шипящих с бессильной злобой. Топорщились перья, в волосах трещали искры, удары грома оглушали. Соринка попала в око урагана, и вихрь-исполин отчаянно моргал, пытаясь избавиться от инородного тела.

Обычно второй вход дается легче первого. Но только не в том случае, когда в психономе пробудился доминантный паразит. Судя по кризису Биннори, доминант был чрезвычайно силен. Войди Келена в психоном через уже проложенный тропос, паразит почуял бы ее слишком рано и не дал работать. Для прямой схватки она еще не готова.

Сперва надо поставить карантин и обзавестись сворой.

Миг падения тянулся, закручиваясь спиралью. Он хотел бы, да не мог длиться вечно. В последний раз воронка взвыла, томясь от разочарования, и выпустила несостоявшуюся добычу. Келена спикировала под взбудораженное небо психонома. Черными овцами по лугу неслись тучи. Внизу расстилался знакомый пейзаж, если не считать естественных изменений. Город, рождение которого она наблюдала в прошлый раз, разросся, заматерел. Часть окраин состарилась и просела – будто намеревалась вскорости уйти обратно под землю.